— Не бери в голову, Алисия. И не заводись по пустякам. Что плохого в том, что люди за нас радуются? — равнодушным тоном отзывается Амиран, устремив задумчивый взор в потолок.

Я же знаю, он мне многого не договаривает. Разве между близкими людьми есть секреты? У нас с Нейтаном их никогда друг от друга не было…

— Мне не нравится это, Мир. Мне это больно, неприятно. Задевает меня сильно, правда, — я пытаюсь встать с постели, но Амиран фиксирует меня на постели и с плавными поцелуями спускается к моим лодыжкам.

— Тише, сладкая. Не нервничай. Тебе нельзя, — успокаивает меня Ран, облизывая пальчики на ногах. Фетишист чертов. Ах…это щекотно и жутко приятно.

Я начинаю смеяться и стонать в голос, поддавшись его ловкой ласке, у которой нет запретов и недоступных мест на моем теле.

— Надолго меня не хватит. Я все равно буду злиться, пока ты будешь держать меня в режиме «любовницы».

— Завтра ты выходишь из этого режима, — будничным тоном оповещает Амиран, поднимаясь к моему животу. Его язык ныряет в пупок, а губы очерчивают бесконечность чуть ниже. Еще через мгновение, мужчина мягко трется двухдневной щетиной о мою кожу, что-то нежно нашептывая на арабском. Черт, это картинка, от которой мое сердце рвется внутри. Кажется, что Амиран будет самым лучшим отцом на свете, потому что то, с каким трепетом он прикасается к моему животу, ранит меня больнее любого удара.

— Я задержался только потому, что мне необходимо было расчистить время для нашей поездки, Алисия. Я беру тебя с собой на неделю.

— Куда? — все, что вырывается из моих губ, оторопевших от такой новости.

— В Германию.

— К твоей маме? — предполагаю я. — Да, а ты хочешь?

— Конечно. Я хочу быть рядом. И познакомиться хотя бы с одним из твоих родителей, — опускаю голову, припоминая о том, что я до сих пор не представлена королю, как жена Амирана. Это конечно за гранью, но очевидно, что Арьяна был против брака Рана с дочерью шейха центральной провинции. — Даже если её больше нет...

Глава 19

Алисия

Пунктом нашего назначения с Амираном стало одно из самых чистых горных озер Баварии — Кенигсзе. Я давно мечтала ощутить прохладный воздух на своей коже и завернуться в пальто цвета кэмел, которое мне в Анмаре и носить то некуда.

Мы стремительно подъезжаем к озеру, в умиротворяющей чистой глади которого, отражается небо и шапки белоснежных гор, служащих для этого места защитным сводом.

Дорога от аэропорта до необходимого места занимает полчаса, и я совершенно не удивляюсь, когда выхожу из машины и вижу перед собой не очередную роскошную виллу, и полузаброшенный дом, атмосферную хижину. Взгляд сразу цепляется за длинный пирс, у которого пришвартованы две лодки. Волшебное атмосферное место, словно с открытки.

— Так мило. И уютно здесь, — искренне комментирую я, когда Амиран открывает для меня скрипучую калитку, служащую входом на территорию матери Амирана.

— Хотела бы здесь жить? Вышла бы замуж за простого рыбака, а не наследного принца? — с хрипотцой подшучивает надо мной Амиран, притягивая меня к себе.

— Разве ты оставил бы мне выбор? — даю вполне очевидный ответ, с любопытством оглядывая двухэтажный, но крохотный домик, от которого веет своей уникальной семейной историей. Амиран отрицательно качает головой, подарив мне очередной собственнический взгляд.

— Нет. Но рыбу ловить я умею.

— Для меня поймаешь? А я приготовлю, — хохочу я, обхватывая широкие плечи мужа ладонями.

— Обязательно. Чуть позже.

— Так значит тут прошло твое детство?

— Нет. Но я несколько раз бывал здесь, когда мама навещала бабушку.

— Кажется, ты говорил, что твоя мама из Дрездена…и вообще, я только сейчас осознала, откуда у тебя эти потрясающие серо-голубые глаза, — в мыслях невольно отмечаю тот факт, что история Амирана очень похожа на историю второго самого важного для меня в мире мужчины — моего отца.

— Да, именно. Но она очень любила это место и поэтому, часть её праха развеяли здесь, — приглушенным тоном отзывается Амиран, и я вдруг чувствую боль, который испытывает каждый ребенок, когда теряет своего родителя. Боже, как хочется как можно дольше не знать этого чувства.

— Мне очень жаль. Как это случилось? — спрашиваю у Амирана я, но муж лишь отводит взгляд вдаль, и не спешит с ответом.

— Пойдем в дом, — приглашает он, и, подав знак охране, пристально наблюдающей за нами, уводит меня внутрь сказочного приозерного «дворца».

Атмосфера внутри — странная, немного жутковатая, потому что здесь давно никто не живет. С улыбкой замечаю старое фортепиано, покрытое пылью, но не толстым слоем, что свидетельствует о том, что в доме регулярно прибираются и следят за его надежностью. Без должного ухода, подобная деревянная хижина давно бы сгнила и обрушилась, но, несмотря на отсутствие ремонта, за домом явно ухаживают и следят.

— Ого! Это же ты, — я вприпрыжку подбегаю к старому комоду, хватая с него первую попавшуюся фотографию в рамке. Сомнений нет — со снимка на меня смотрит семилетний Амиран. Не удивлена тому, что уже в таком возрасте в его взгляде столько осознанности, серьезности и силы. До мурашек по телу.

Маленький Ран жутко хорошенький. Если у нас будет мальчик, я бы хотела, чтобы он был похож на него…наверное, я сойду с ума, если каждое утро буду видеть целых две пары таких пронзительных, пленительных и любимых глаз.

Амиран

— Ты почти не изменился, — эмоционально окрашенным голосом восклицает tatlim, рассматривая мой детский снимок повлажневшими глазами.

Я не скрываю улыбку. Беременность усилила чувствительность моей жены втрое, и это прекрасно. Мне нравится её открытая потребность во мне. Каждый день, час, минуту. Она требовательна и все так же ревнива. Повода нет, но беременная женщина всегда найдет и повод, и причину, чтобы чуток вынести мозг своему мужу. Держит в тонусе, так сказать.

— Совсем не изменился. За исключением того, что тут мне восемь, а сейчас тридцать один, — без иронии отвечаю я, положив ладонь на её плечо. Алиса опускает голову, ласково потираясь щекой о мои пальцы, жмется ко мне спиной, давая понять, что не против более крепких объятий. Я обнимаю её за талию, сложив руки в замок на наметившемся животе.

— А это твоя бабушка? — спрашивает с искренним любопытством, потянувшись за следующей фотографией.

Я киваю в её белокурый затылок, вдыхаю фруктовый запах волос, задумчиво, с толикой печали рассматривая неизменную обстановку комнаты. Внутри царапает тягостное и в тоже время приятное чувство. Теплое и горькое. Теплое для сердца, горькое для памяти. Скорбеть здесь можно только о прекрасных моментах, не омраченных дальнейшими событиями, в конечном итоге изменившими каждого из безмятежно улыбающихся со старых снимков.

Я не слукавил, сказав Алисе, что нечасто бывал здесь при жизни мамы. Если быть точным, то всего трижды. И эти поездки произвели неизгладимое впечатление на всех нас.

Мы были по-настоящему счастливы, блуждая по витиеватым горным дорожкам, катаясь на лодке по изумрудному живописному озеру. Так много смеха и свежего воздуха для нас троих, что порой голова шла кругом.

‍

Если бы я мог выбирать… Из всех возможностей, из всех мест, что посетил после…

Оглядываясь на прожитую насыщенную жизнь, я бы выбрал этот тихий уголок. Душой и сердцем, поддавшись слабости, инфантилизму, иллюзии безопасности, ассоциирующейся у многих с безоблачными радужными воспоминаниями родом из детства.

Я мог бы жить этими моментами, ностальгируя о временах, когда совсем еще мальчишкой рыбачил, раздуваясь от собственной значимости и гордости за пойманный улов, а мама с сестрой готовили рыбу на костре, пока бабушка хлопотала в саду и ждала нас.

Вечером мы, уставшие от насыщенного дня, собирались в небольшой гостиной перед дровяным камином. Пахло деревом, свежеиспеченным хлебом, мятным чаем и яблочным сидром, которым нас с Ди не угощали по понятным причинам. Мама играла что-нибудь веселое на фортепьяно, и заливисто хохотала, глядя как мы с Ди кривляемся, дурачась под музыку.  Бабушка наблюдала за нами из своего поскрипывающего кресла-качалки с затаенной грустью в глазах, которую я тогда не понимал. А когда пальцы мамы касались клавиш, она украдкой стирала с морщинистых щек молчаливые слезы.